Вечер поэзии Юлии Друниной

Оформление:

 на стене, позади сцены, висит солдатская маскировочная сетка. Сверху на ней – плакат с надписью «День Победы». По бокам плакаты с военной символикой и строками Юлии Друниной: «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Внизу на сцене – цветы и «вечный огонь».

На сцене углом стоят 5 участников, одетых в военную форму, с автоматами и санитарными сумками.

Слово учителя. Каждый год отмечаем мы День Великой Победы, день святой народной памяти. Мы хотим отдать дань уважения людям, которые воевали и победили.

Начало вечера. Звучит запись песни А.Розенбаума «А, может, не было войны»

 1й участник: мы расскажем о поэтессе Юлии Друниной, прошедшей санитаркой всю войну и сохранившей о ней память на всю жизнь. Ю. Друнина принадлежит к поколению, юность которого проходила испытание на зрелость на фронтовых дорогах ВО войны. 17летней выпускницей одной из московских школ она, как и многие её сверстницы, в 1941 году добровольно ушла на фронт бойцом санитарного взвода.

2й участник:

Был строг безусый батальонный,

Не по-мальчишески суров.

…Ах, как тогда горели клёны!

Не в переносном смысле слов.

Измученный. Седой от пыли.

Он к нам, хромая, подошёл.

(Мы под Москвой окопы рыли-

Девчонки из столичных школ).

Сказал впрямую: « В ротах жарко.

И много раненых…Так вот-

Необходима санитарка.

Необходима! Кто пойдёт?»

И все мы «Я!» сказали сразу,

 Как по команде, в унисон.

Был строг комбат – студент иняза,

 А тут вдруг улыбнулся он.

- Пожалуй, новым батальоном

Командовать придётся мне!

…Ах, как тогда горели клёны!-

Как в страшном сне, как в страшном сне!

3й участник:

Из воспоминаний поэта Николая Старшинова: «В её характере наиболее яркими чертами были решительность и твёрдость.если уж она что решила. Ничем её не собьёшь. Наверное, это особенно проявилось, когда она добровольцем уходила на фронт.

4й участник (на фоне стука колёс):

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

Дальние разрывы слушал и не слушал

Ко всему привыкший 41й год.

Так сказала она о себе в 1942 году. И позднее в её стихах будет звучать этот мотив ухода из детства в огонь войны, из которой она не возвратилась даже через годы и десятилетия.

Звучит запись песни «Эх, дороги»(1 куплет)

5й участник:

 Качается рожь несжатая,

 Шагают бойцы по ней.

Шагаем и мы, девчата,

Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты,

То юность моя в огне.

Идут по войне девчата,

 Похожие на парней.

3й участник:

Кем была на войне Юлия Друнина? Медсестрой, санитаркой в пехоте, самом неблагоустроенном роде войск. И не где-нибудь в госпитале, а на передовой. В пекле, где под огнём приходилось некрепкими девичьими руками вытаскивать тяжеленных раненых.

Смертельная опасность и тяжкий труд вместе.

6й участник:

Четверть роты уже скосило…

Распростёртая на снегу.

Плачет девочка от бессилья,

Задыхается: «Не могу!»

Тяжеленный попался малый,

Сил тащить его больше нет…

(Санитарочке той усталой

Восемнадцать сравнялось лет)

Отлежишься. Обдуется ветром.

Станет легче дышать чуть-чуть

Сантиметр, за сантиметром

Ты продолжишь свой крестный путь.

Между жизнью и смертью грани-

До чего же хрупки они…

Так приди же, солдат, в сознанье,

На сестрёнку хоть раз взгляни!

Если вас не найдут снаряды,

 Не добьёт диверсанта нож,

Ты получишь, сестра, награду-

Человека опять спасёшь.

Он вернётся из лазарета,

Снова ты обманула смерть.

И одно лишь сознанье это

Всю-то жизнь тебя будет греть.

7й участник:

 В этих нелёгких военных буднях к фронтовым девчатам и к Юлии приходит первое робкое чувство любви.

Ко мне в окоп сквозь минные разрывы

Незваной гостьей забрела любовь.

Не знала я, что можно быть счастливой

У дымных Сталинградских берегов.

Мои неповторимые рассветы!

Крутой разгон мальчишеских дорог.

Опять горит обветренное лето,

Опять осколки падают у ног.

По-сталинградски падают осколки, а я одна, наедине с судьбой.

Порою Вислу называю Волгой,

Но никого не спутаю с тобой.

Звучит запись песни «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат»

Занавес.

Перед сценой исполняется песня

Занавес открывается. За столом сидит группа девушек, на столе горит коптилка.

8й участник:

Контур леса выступает резче

Вечереет. Начало свежеть.

Запевает девушка-разведчик,

Чтобы не темнело в блиндаже.

Одна девушка запевает, остальные подхватывают песню «Дан приказ ему на запад…»

9й участник:

Милый, может, песня виновата

В том, что я сегодня не усну?

Словно в песне, мне приказ - на запад,

А тебе - «в другую сторону».

За траншеей – вечер деревенский.

Звёзды и ракеты над рекой…

Я грущу сегодня очень женской,

Очень не солдатскою тоской.

Учитель:

О своём знакомстве с Юлией Друниной рассказывает поэт Николай Старшинов: «Это было в конце 1944 года в литературном институте им. Горького, куда я пришёл на костылях прямо из госпиталя весной, а она – несколькими месяцами позже. Ходила, как и многие из нас, в солдатских кирзовых сапогах, в поношенной гимнастёрке, в шинели.

10й участник:

Возвратившись с фронта в 45-м,

Я стеснялась стоптанных сапог

И своей шинели перемятой,

Пропыленной пылью всех дорог.

Мне теперь уже и непонятно,

Почему так мучили меня

На руках пороховые пятна

Да следы железа и огня…

Учитель:

Из воспоминаний Старшинова: «Несмотря на стандартную мужскую одежду, нельзя было не заметить, как красива эта девушка. При первой же возможности я пошёл Юлю провожать. Помню, всю дорогу мы читали взахлёб друг другу стихи. Понятно, что большинство из них было о войне. И говорили мы в основном о фронте».

11й участник:

Не знаю, где я нежности училась,-

Об этом не расспрашивай меня.

Растут в степи солдатские могилы,

Идёт в шинели молодость моя.

В моих глазах – обугленные трубы.

Пожары полыхают на Руси.

И снова нецелованные губы

Израненный парнишка закусил.

Нет, мы с тобой узнали не из сводки

Большого отступления страду.

Опять в огонь рванулись самоходки,

Я на броню вскочила на ходу.

А вечером над братскою могилой

С опущенной стояла головой…

Не знаю, где я нежности училась, -

Быть может, на дороге фронтовой.

Учитель:

Из воспоминаний Старшинова: «Мы были студентами 2 курса, когда у нас родилась дочь Лена. Ютились в маленькой комнатке, в общей квартире, жили сверхбедно, впроголодь. Приходилось продавать одну карточку, чтобы выкупить продукты на все остальные. Хотя и на  них получали негусто. Все трудности военной и послевоенной жизни Юля переносила стоически – я не слышал от неё ни одного упрёка, ни одной жалобы. И ходила она по- прежнему в той же шинели, гимнастёрке и сапогах ещё несколько лет…»

12й участник:

 Я принесла домой с фронтов России

Весёлое презрение к тряпью,

Как норковую шубку я носила

Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплатки,

Пусть сапоги протёрлись – не беда!

Такой нарядной и такой богатой

Я позже не бывала никогда!

Занавес. Оборудуется сцена для инсценировки стих-я «Зинка».

Перед занавесом учитель:

В быту она была, как, впрочем, и многие поэтессы, довольно неорганизованной. Хозяйством заниматься не любила. Хотя могла очень неплохо приготовить обед, если было из чего.

    По редакциям не ходила, даже не знала, где многие из них находятся и кто в них ведает поэзией. А между тем её фронтовые стихи произвели сильное впечатление в конце войны и сразу после её завершения. Все знали наизусть её «Зинку».

Инсценировка стих. «Зинка»

Под сосной, укрывшись шинелью, лежат две девушки и разговаривают.

Учитель:

Памяти однополчалки –

Героя Советского Союза

Зины Самсоновой.

1. Мы легли у разбитой ели,

Ждём, когда же начнёт светлеть.

Под шинелью вдвоём теплее

На продрогшей гнилой земле.

2. Знаешь, Юлька, я – против грусти,

Но сегодня она не в счёт.

Дома, в яблочном захолустье

Мама, мамка моя живёт.

У тебя есть друзья, любимый.

У меня – лишь она одна.

Пахнет в хате квашнёй и дымом,

За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждёт…

Знаешь, Юлька, я – против грусти,

Но сегодня она - не в счёт.

1. Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг – нежданный приказ: «Вперёд»

Снова рядом в сырой шинели

 Светлокосый солдат идёт.

С каждым днём становилось горше.

Шли без митингов и знамён.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрёпанный батальон.

Зинка нас повела в атаку,

Мы пробились по чёрной ржи,

По воронкам и буеракам,

 Через смертные рубежи.

Затемнение, грохот разрывов

Мы не ждали посмертной славы.

Мы хотели со славой жить.

Почему же в бинтах кровавых …

Светлокосый солдат лежит?

Её тело своей шинелью

Укрывала я, губы сжав.

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

Знаешь, Зинка, я – против грусти,

Но сегодня она не в счёт.

Где-то в яблочном захолустье

Мама, мамка твоя живёт.

У меня есть друзья, любимый,

У неё ты была одна.

Пахнет в хате квашнёй и дымом,

За порогом бурлит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла

…Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?

Во время чтения последней строфы участница, одетая старушкой, на заднем плане сцены зажигает свечу у иконы. Все склоняют головы в скорбном молчании.

Звучит запись песни «Тишина» («Соловьи, соловьи, не пойте больше песен, соловьи»)

13 участник:

Из воспоминаний Старшинова: «До последних своих дней Юля не могла оторваться от войны. И в стихах, даже в пейзажных или любовных, то и дело возникали у неё многие подробности военных дней. Её постоянно тянуло в те места, где довелось протопать в солдатских сапогах с санитарной сумкой по заснеженным и разбитым дорогам, испытать все тяготы, которые выпали на долю пехоты, под обстрелами перевязывать раненых вытаскивать из боя».

Звучит запись песни «Где же вы теперь, друзья-однополчане?»

Учитель:

Из воспоминаний  Старшинова: «Большое место в жизни Юлии Друниной занимал её второй муж кинодраматург Алексей Яковлевич Каплер. Они очень любили друг друга.

14й участник:

Ты – рядом, и всё прекрасно,

И дождь, и холодный ветер.

Спасибо тебе. Мой ясный,

За то, что ты есть на свете.

Спасибо за эти губы,

Спасибо за руки эти.

Спасибо тебе, мой любимый,

За то, что ты есть на свете.

Мы рядом, а ведь могли бы

Друг друга совсем не встретить…

Единственный мой, спасибо

За то, что ты есть на свете.

Трагическая музыкальная пауза.

Учитель: 20 ноября 1991 года, в хмурый зябкий осенний день поэтесса Юлия Друнина ушла из жизни - по собственной воле. Почему же? Почему обаятельный, жизнерадостный человек, участник войны, до того не сломленный испытаниями и невзгодами, вдруг потерял точку опоры и сознательно идёт на непоправимый, невозвратный шаг? Может быть, в посмертной книге, названной «Судный час», мы найдём ответ на этот вопрос.

Покрывается сердце инеем-

Очень холодно в судный час…

А у вас глаза, как у инока-

Я таких не встречала глаз.

 Ухожу, нету сил.

Лишь издали

(Всё же крещенная!)

Помолюсь

За таких вот, как вы-

За избранных

Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны..

Потому выбираю смерть.

Как летит под откос Россия,

Не могу, не хочу смотреть!

Звучит 1й куплет песни «Живи, страна» в исп. М.Распутиной.

Учитель:

Из воспоминаний Старшинова:» Среди поэтов военного периода она была едва ли не самым неисправимым романтиком. А романтика эта не очень-то вписывалась в новую наступившую жизнь – прагматичную и жестокую. Я чувствовал, как тяжело подавлена она обстановкой, сложившейся в стране. Болезненно переживала начавшийся распад Советского Союза, словно кровную обиду воспринимала постоянные нападки на нашу армию и мирного, и военного времени. Немедленно вступала в яростные споры, защищая её, даже выдвинула свою кандидатуру в депутаты Верховного Совета СССР, хотя и ненавидела всякие заседания и совещания. А когда поняла, что ничего реального сделать невозможно, вышла из депутатов со свойственной ей решительностью…»

15й участник:

Она написала едва ли не 10 писем: дочери, внучке, зятю, в милицию, в Союз писателей. В письмах никого ни в чём не винила. Она отравилась в своём гараже выхлопными газами.

Звучит трагическая мелодия

Звучит песня о войне..